Три четверти века исполнилось заслуженному мастеру спорта СССР, заслуженному тренеру Украины Виктору Ильичу Михальчуку. Он — чемпион Европы, обладатель Кубка мира, победитель Всемирной универсиады и Спартакиады народов СССР. Но пиком его игроцкой карьеры, конечно же, стал триумф на Олимпиаде 1968 года в Мехико. О том, как проходила подготовка к Играм, о ходе олимпийского турнира, о народном признании шел наш разговор с юбиляром.
— После третьего места на чемпионате мира, — вспоминал Виктор Ильич, — в сборной наступили перемены: расставались с ветеранами, привлекали молодежь. После того, как сборная Украины выиграла Спартакиаду народов СССР, вторым тренером к Юрию Николаевичу Клещеву назначили тренера одесского «Буревестника» Марка Барского. И мы с одноклубником Евгением Лапинским почувствовали себя в национальной команде увереннее, лезли на тренировках и в контрольных матчах из кожи вон.
— Как проходила подготовка в Олимпиаде?
— В те времена почему-то принято было формировать команду тройками. Может быть, влияние хоккея сказывалось — хоккеисты тогда ходили в героях. К московским армейцам (бывшим одесситам) Мондзалевскому и Сибирякову прикрепили киевлянина Владимира Иванова. С опытными Юрием Поярковым из Харькова и рижанином Иваном Бугаенковым хорошо взаимодействовал алмаатинец Валера Кравченко. В нашей с Лапинским тройке играл Владимир Беляев из Луганска. Киевлянин Борис Терещук, Олег Антропов из Алма-Аты и Василиус Матушевас из Харькова составляли последнее трио. Конечно, такое разделение не являлось догмой. Например, Лапинский частенько подменял Иванова, который «плыл» в приеме.
Готовились серьезно. Вывозили на сборы в Чимбулак, что в Казахстане. Считалось, что таким образом акклиматизируемся, привыкнем к высокогорью. Чимбулак ведь расположен выше знаменитого Медео. Там со мной неприятное приключение произошло. Сломался подъемник, и я застрял на приличной высоте. Клещ (Клещев — прим. ред.) кричит: «Прыгай! Только так становятся олимпийскими чемпионами!». Хороши шуточки, да? Обошлось, только я простудился, из-за чего долго не тренировался.
А дома ждала молодая жена, я ведь только женился. Однажды даже истерика случилась. Болело колено, на площадку не выхожу — да пропади оно все пропадом! Поймал Барского: «Отпустите домой. Нужна мне ваша Олимпиада!». Тот мне: «Ты что, с ума сошел?». В общем, вразумил по-отечески.
— В Мехико в первом матче постигла неудача…
— В столицу Мексики мы приехали за месяц до начала соревнований. И, тем не менее, стартовую игру «курнули». И кому проиграли — американцам, которые тогда в волейболе не котировались. На матч собрался весь бомонд — космонавты, актеры. Прибыл и новоназначенный председатель Всесоюзного спорткомитета Павлов. А игра не пошла. При счете 0:2 Клещев выпустил молодых — меня и Беляева. И мы «зацепились». Стали вытаскивать матч, сравняли даже счет. Но в пятой партии на площадке вновь появились испытанные бойцы. Я был страшно возмущен. Когда в пятой партии снова стали «лететь», подошел к тренеру: «Пусти играть». Тот: «Подожди, Витя, позже». «Когда позже? В шестом сете выпустишь?».
В общем, проиграли. Зашли в раздевалку, старшие тут же закурили. Появился тренер, молча присел на массажный стол. Не сказал ни слова и вышел. На следующий день из гостиницы носа не кажем — стыдно! Клещев после рандеву с руководством собрал нас и выдал: «Ну, падлы, не будет медалей на блюдечке с золотой каемочкой — разорву». И пошел.
— Дальше дело проще пошло?
— Разные присутствовали нюансы. Например, опоздали на встречу с немцами. Выехали вовремя, но наткнулись на марафонский забег — все движение перекрыто. Переодевались прямо в автобусе и безо всякой разминки вышли играть. Ну и «слили» первые две партии.
Потом собрались и вырвали победу — 3:2. Так соперники подали протест, мол, слишком долго нас ожидали. Протест, естественно, отклонили.
Многое решала встреча с чехословаками. Шел 1968 год. Помните политическую ситуацию? Мы ведь все друг друга хорошо знали, а тут они с нами не здороваются. В результате их так «накрутили», что они сами себе проиграли — от излишнего то ли усердия, то ли волнения позабивали кучу мячей в аут.
— Как праздновали победу?
— Волейбольный турнир фактически закрывал Олимпиаду. Из советской команды в Мехико почти никого не осталось. На следующий день устроили банкет для волейболистов (девушки тоже стали чемпионками) и фехтовальщиков. Клещев настоял, чтобы восьмерым, в том числе и нам с Лапинским, прямо на месте вручили значки заслуженных мастеров спорта. Потом Поярков, который уже выигрывал Олимпиаду четыре года назад, сказал мне: «Значок — чепуха, а вот звание олимпийского чемпиона — это навсегда». Его слова я оценил позже, а тогда по команде Павлова подали шампанское, и началось гуляние. В тот момент, должен признаться, за соблюдением режима никто не следил.
— Когда же пришло осознание значимости совершенного, Виктор Ильич?
— Довольно скоро. Из Москвы мы с Лапчиком (Лапинским — прим. ред.) летели без багажа, он оставался на Кубе. А в Мехико чемпионам, кроме медалей, вручали сомбреро. Куда его девать? Не в руках же нести! Надели на голову, безо всякого второго смысла. И вдруг люди нас стали пропускать вперед без очереди. Тогда-то я и начал понимать: чего-то мы все-таки добились, если к нам проявляют такое уважение.
